«Мы стремимся приписать себе заслуги наших предков, но не хотим брать на себя ответственность за их цену»
- Вкладка 1
Выступление состоялось в рамках обсуждения доклада «Какое прошлое нужно будущему России?», подготовленного Вольным историческим обществом специально для Комитета гражданских инициатив.
Когда у нас начали разрабатывать концепцию культурно-исторического стандарта, я спросил: «Давайте сначала мы определимся, какая у нас цель. Что мы хотим получить на выходе?» И серьезные люди сказали: «Да это мы сделаем запросто». Потом они принесли двадцатитомный проспект истории России в качестве основы этого самого культурно-исторического стандарта, где объем увеличился даже по сравнению с тем, что было до этого в федеральном стандарте. Впоследствии удалось сократить это хотя бы до каких-то более или менее разумных размеров. Конечно, у государства нет политики в области истории. То, что мы сейчас видим, – это каша. Те, кто теперь стоят во главе государства, прошли ту же самую советскую школу и у них та же самая каша в голове. Основа всех этих проспектов и стандартов – это набор того, что Пьер Нора называет «местами памяти», которые у нас существуют со времен «Истории государства Российского» Николая Михайловича Карамзина.
Но и теперь самое интересное – две памяти. Первая память – это то, что дается в школьном курсе истории. Это каша, которая порождает прежде всего столкновение. У нас была довольно любопытная работа. Один из наших бакалавров писал выпускную работу и проанализировал (это, кстати, тоже очень любопытный источник в этом отношении) самый посещаемый сайт, на котором обсуждаются исторические проблемы. Боюсь соврать, но, по-моему, это сайт автомобилистов города Екатеринбурга. Как только доходит до большой истории – все! Это переход на личности, это ругань, это оскорбления. Как только речь заходит о местной истории, все начинают вспоминать: «А здесь было то-то, а здесь было то-то». Потому что это другая память. Это та память, которую формирует не школа, а собственные воспоминания и семейные рассказы.
Но вторая память – память семьи, данного района, города, села – она действует по-другому, она действительно сплачивает людей. Я не говорю сейчас об искусственных родословных и генеалогических древах, потому что этим, как правило, занимаются совершенно посторонние люди. Но нормальная история начинается именно с этого и с этой истории, и хорошо бы начинать продвигаться, разыскивая историю своей семьи. К сожалению, у нас очень короткая глубина семейной памяти. Кто знает, как звали вашего прадеда или прадедов и прабабушек? Например, я, профессиональный историк, могу лишь до XVIII века отследить хотя бы одну из своих линий. Это достаточно сложная вещь – и у нас это пока не принято. Поэтому то, что делают учителя, когда они задают ребятам всякие задания по истории семьи, – это очень важно. Это серьезный шаг к тому, чтобы официальная история, спускаемая сверху и существеннейшим образом корректируемая учителями, постепенно заполнялась из еще одного источника – из семейной памяти. Это чрезвычайно важный вопрос. Например, что сейчас происходит с историей Великой Отечественной войны? Уходят последние люди, которые принимали в ней участие, и она превращается из малой истории и истории семьи в государственную официальную историю.
Почему у нас нет государственной политики в области истории? Есть конституция, в которой говорится, что у нас не должно быть идеологии, поэтому и контридеологии в принципе тоже не должно быть. Это антиконституционно. Но мы имеем право задавать вопросы, узнавать и сопоставлять ту информацию, которой не было до этого. Почему нет государственной идеологии? Я думаю, что конституция не помеха здесь. Самое главное другое. У нас когда-то в Институте всеобщей истории у Юрия Львовича Бессмертного был проект «Заметки о счастье и несчастье» с античного мира и до Нового времени. Я задал вопрос Юрию Львовичу: а как мне это изучать? Дело в том, что в русском языке до XVI века не то что слова «счастье» не было – не было слова с таким значением. Все знали, как плохо, и никто не знал, как хорошо. Почему у нас идет такая запретительная политика? Знай, что это плохо. Как хорошо – никто не знает. Поэтому у нас теперь пытаются бросаться то в одну сторону, то в другую – то Иван Грозный, то Владимир, то Маннергейм с точно таким же успехом. Это попытки найти какой-то вариант, который бы устроил всех, при том что у всех каша в голове.
У нас есть официально проводимая тенденция улучшить прошлое, и на это все очень хорошо откликаются. Почему мы выстраиваем комфортную историю прошлого? Потому что в будущем мы (и это ощущение есть у всех) идем к этому прошлому. Мы приближаемся к нему, и поэтому чем комфортней оно будет, тем лучше. Все знают, как раньше было хорошо. Избирательное свойство памяти – это нормальная штука в психологии, когда человек отбрасывает весь негатив и у него остаются лишь позитивные воспоминания. То же касается не только своего личного прошлого, но и прошлого всего нашего народа. А вот какую цену заплатили за это – этого мы знать не хотим. Мы стремимся приписать себе заслуги наших предков, но не хотим брать на себя ответственность за их цену. Поэтому я считаю, что мы должны делать свое маленькое дело и потихоньку семейную малую память продвигать и внедрять в большую память, сливать их вместе так, чтобы эта история была своей.
Я вообще думаю, что школьный курс истории – это прежде всего курс о том, как люди совершали выбор в какой-то исторический момент, и к чему это привело, и почему они не сделали другой выбор, и были ли эти другие выборы. То есть видят ли они все эти возможные варианты или нет? То есть это чем-то сродни с работой психотерапевта с теми, кто совершал неудачные попытки суицида. Человек, как правило, совершает попытку самоубийства, когда его представления о том, как ему хотелось бы жить, приходят в непримиримое противоречие с реальностью, и психотерапевт объясняет ему, что это не единственный путь и есть другие варианты. После этого на уровне подсознания человек выбирает другой путь и больше этих попыток не совершает. История в каком-то смысле должна выполнять именно такую функцию, потому что люди должны понимать, что выбор, который они совершают, начиная с того, что они бросили бюллетень в урну, – это выбор, который определяет дальнейшее развитие государство. Ведь что такое государство? Государство – это группа лиц, которым общество делегирует монопольное право на установление законов, по которым оно будет жить, и монопольное применение силы, если эти законы нарушаются. Если мы начнем это объяснять школьникам, то они поймут, что государство нельзя любить. Любовь к группе лиц, из которых большинство мужеского пола, – это патология. Государство можно уважать или не уважать, но любить его нельзя. Это очень вредно для здоровья и государства, и того, кто будет этим заниматься.
Я, к сожалению, не принимал непосредственного участия в подготовке этого замечательного документа, который готовило Вольное историческое общество, но я прочитал его с большим интересом. Может быть, там слишком жесткий дискурс и много очевидного. Но проблемы, цели и задачи, обозначенные в докладе, правильны и справедливы. Вопрос лишь в том, как все это проводить в жизнь.